Ночь утопает в жасмине. Зеленоватый пьянящий запах заливает улицы и площади, сочится сквозь тёмную плёнку каналов, тёплыми расплывчатыми узорами застывает на стёклах окон и уличных фонарей. Кровь кипит. Люди смеются, обмахиваются чёрным кружевом вееров, прячут кинжалы и кости в широких рукавах, и их гладкая сладкая кожа покрывается потом под белым батистом рюш. Изжёлта-абсентовое небо расцветает лилиями и щупальцами, звёздами и змеиными изгибами огней. Сквозь беснующиеся выверты скрипки на мостовую сыпется блестящий дождь конфетти.
Западня из пальцев смыкается вокруг летящей мимо мандаринки.
- Хочешь? - и я киваю, приоткрывая губы, проводя по ним кончиком языка, и тянусь к твоей руке. В блеске тёмных глаз я угадываю улыбку. Оранжевый сок брызжет на белую кожу, острый запах впивается в глубину меня, на миг затмевая жасмин. Я беру этот праздничный вкус губами, склонившись к твоей руке, мой язык скользит вдоль твоих пальцев, слизывая сок, обвивая, лаская, и мне безумно хочется знать, что чувствуешь ты, чувствуешь ли что-нибудь ты под перчаткой или скорее предаёшься самым развратным грёзам... как я.
На тебе королевский багрянец и таинственный чёрный, на мне - невинность белого и мистика лилового шёлка, и золото - на нас обоих, наш цвет, наша кровь. Мы сияем и покоряем, и взгляды текут по нам, обволакивают, и ни один не проходит мимо. Мы прекрасны как боги.
В этому году у маскарада яркий цвет опасности.
Ты обхватываешь пальцами моё лицо, приподнимаешь его, и я запрокидываю голову, взгляд сияет игрой, приподнявшаяся верхняя губа обнажает ровный белый край зубов. Ты хочешь поцеловать меня, думаю я, но я ошибаюсь, ты просто смотришь на меня, и твои глаза мерцают восхищением и удовольствием. А затем ты отпускаешь меня и идёшь дальше, и я следую за тобой.
Изысканный бал в высшем обществе. Сотни белоснежных свечей. Все цвета радуги сливаются и рассыпаются как в калейдоскопе, взлетает к небесам серебряная россыпь музыки, звенит наполненный багровым вином хрусталь, встречаются руки и взгляды, жасминовый ветер рвётся в распахнутые стёкла, кружа в неистовстве всю разнаряженную человеческую толпу. Я смеюсь поверх чёрного бокала. Запах стареющей похоти, изъеденной коварством, сочится из-под моего собеседника. Я слизываю тёрпкие капли с собственных горящих губ, и его взгляд плывёт. Я смеюсь. Кости моей руки едва ли не трещат. Ты тащишь меня прочь, я еле успеваю за тобой, прочь из сверкающей залы, в прохладную тьму коридора, в бархатно освещённый малиновым светильником альков. Швыряешь меня к стене, напротив себя. Комната слишком мала для твоей ярости, от неё дрожат стены и свет вспыхивает урывками. Ты не говоришь. Я не спрашиваю. Ты срываешь с меня маску и пристально смотришь на меня, и я отвечаю дерзким независимым взглядом.
- В чём де... - кровь повисает в воздухе на долгие-долгие мгновения. Комната съёживается в неровную тёмную картинку. Левая половина лица немеет, на языке разливается жаркий, желанный вкус. Тронув острый сколотый кончик зуба, я усмехаюсь, и падаю на пол. Удар за ударом, и это не кнут в твоей руке и не трость, и не что-то иное, это твоя рука вжимается в мою кожу, выплёскивает мою кровь и раскалывает тонкие кости, оставляет свои метки на мне, и от этого сладко и жарко и правильно расцветает в глубине живота, и с заблестевших алым губ ответом на каждое твоё безжалостное прикосновение стекает стон блаженства. Больно, резко ты вздёргиваешь меня на колени, за волосы, лентой намотанные на кулак, шёлковый камзол полусъехал с плеч, жемчужные пуговицы с рубашки рассыпались на полу, полуоткрывая меня для тебя, и ты впиваешься в мою шею. Мир сжимается вокруг твоих клыков. В бескрайней черноте они, пронзающие до самого сердца, горят янтарными столпами, моя кровь обвивается вокруг них, я обвиваюсь вокруг них, я отдаюсь тебе, и мне с-л-а-д-к-о...
Отстранившись, ты несколько секунд осматриваешь меня и смеёшься, удовлетворённо, жарко, так, что похищенное тепло приливает в мой пах. Кровь не умеет хранить секреты.
- Провокатор мой... - грубая, небрежная ласка тыльной стороной пальца по щеке. Неровный вдох.
- Всё для тебя, ker, - усмехаюсь я и опираюсь о пол. Голова кружится. Кровь и жасмин.
Твои руки железным кольцом смыкаются на мне, окутывая, пробегая, впиваясь. Твои губы захватывают мой дух в кипящем, яростном поцелуе. Ты сминаешь мною атлас покрывала, сдираешь всё, что мешает тебе, ты вонзаешься в меня сзади до острого вскрика, до бешеного изгиба, до заломленных за спину рук, и звёзды горят под потолком в последнем грандиозном акте. И потом, когда ты крепко прижимаешь меня к себе, я чувствую себя самой счастливой тварью на земле.
P.S.
Когда мы, рука об руку, возвращаемся в зал, все разговоры затихают. Все взгляды устремлены на нас. Стакатто дрожащих нервов. Мой недавний собеседник - важный вельможа, хозяин бала, - вздрагивает. Мы направляемся к нему. Гости расступаются. Кто-то пытается выскользнуть, но обнаруживает, что двери зала крепко закрыты.
- Время маскарада окончено, - ты почти мурлычешь, заставляя их прижиматься к стенам. Маски сорваны. Жертвы чувствуют хищника, и хищник хочет перекусить.
Слова застревают в горле вельможи под твоим взглядом, не обещающим ничего хорошего. Я ухмыляюсь, и золото отражается в наших глазах.
FIN